Их нет. Их опять нет! Их никогда нет, когда они нужны!
Я прошу: - дайте мне позвонить домой!!! Мне не дают.
Дайте!! Мне!! Позвонить!! Домой!! Они не дают.
Я устраиваю бунт. Я разбиваю стулом окно.
Дайте! Мне! Позвонить! Домой!!!

Нас, наркоманок (в те времена на шестьдесят человек в отделении было всего пять-шесть наркоманов), запирают в палате.
Мы бунтуем. Тем же стулом я разбиваю окно в двери и пытаюсь пробраться в него.
Нам делают укол. Мы засыпаем. Тоже неплохо.

Ночь. По ночам мы просим, чтобы у нас был ВИЧ. Это глупо, но мне кажется, что это лучший выход. Потому что умереть самой у меня почему-то не хватает сил. Наверное, мне мешает вера в сказки. Даже не вера, а так, подобие надежды. Что однажды… однажды приедет принц и скажет мне:
«Хочешь, я увезу тебя отсюда? И ты бросишь все это…»

Пап, я больше не буду, - говорю я. Мы едем домой. Я провела там больше месяца. Я валялась в ногах у родителей, прося забрать меня оттуда.

По дороге отец покупает мне плеер. Просто так, потому что знает, что я очень хочу плеер.
Пока он ходит в магазин за хлебом или молоком, я выхожу из машины и закрываю за собой дверь.


Я где-то, на какой-то квартире. Их много, этих квартир. В три часа ночи я вдруг понимаю, что мне надо идти. Я не знаю куда, меня никто и нигде не ждет. Я надеваю ботинки и спускаюсь. Москва вся в снегу, метель… Я иду сквозь метель и слушаю саунд-трек к «Прирожденным убийцам». Мимо медленно едет машина. Машина останавливается рядом, парень, сидящий за рулем что-то спрашивает меня. Я не слышу что именно, но почему-то решаю, что он предлагает меня подвезти.

Мы едем. Парень осторожно начинает выяснять, не употребляет ли,- нет-нет, я так, чисто на всякий случай спрашиваю! Так вот не употребляет ли девушка наркотики? Через пару минут выясняется, что девушка употребляет все, в любую погоду и желательно побольше.

Мне надо перекумариться,- говорит он,- ты не знаешь, где можно достать винта?
Ха!
Он угощает меня героином, а я везу его на Птичку. Мы проводим вместе пару дней. Мне хорошо. Он даже дарит мне розу.
Но тоска все ближе, она уже подступает. Я прошу его остановиться у аптеки, мне надо купить мазь, вены ни к черту, я уже давно колюсь в ноги, подмышки… кисти, стопы - все заколото. Купив мазь, я возвращаюсь в машину. Он смотрит на меня. Я смотрю на него.

Хочешь, я увезу тебя отсюда? - говорит он, - и ты бросишь все это.

Я смотрю на него. Я не могу дышать. Я только киваю головой. В моих глазах счастье. Я выкидываю, я первый раз в жизни выкидываю шприц с раствором в окно. Мы заезжаем к нему домой, и берем ключи от дачи. Мы уезжаем.
Ночь. Снегу по пояс. Машина утоплена в сугроб на подходах к дому. Мне плохо… Господи, как же мне плохо. Я сижу и рисую. Я рисую орущий рот. Я плачу, я просто рыдаю, я не могу остановиться. Я хочу уйти отсюда, я хочу убежать от этого.
За все надо платить, так, кажется? Парень, его зовут Саша, говорит мне,- ложись рядом, просто полежим и все.
Рядом. Я напрягаюсь.
Не бойся, говорит он мне. Никогда не бойся меня.

Я верю, ему и ложусь рядом. В доме холодно, очень холодно, и господи, как же холодно внутри… Он берет мою руку в свою.
Запомни,- говорит он мне,- запомни это ощущение. Когда меня не будет рядом, ты сможешь вспомнить это, и я буду с тобой. (Потом, через полтора года, я часто делала так, лежа бессонными ночами и тоскуя по нему.)

Мы едем с дачи. Мы едем к его другу.
Что ЭТО?? - спрашивает шепотом его друг. Это он про меня.
Полночи мы пытаемся надуть матрац (в квартире ремонт). В результате мы ложимся на свернутый палас и накрываемся какой-то занавеской. Мы лежим. Я плачу, а он рассказывает мне сказки. Про соловья и розу, про женщину и змею. Перед тем, как подняться к другу, он говорит мне:
Если ты уйдешь, не бойся вернуться. Я засыпаю.
Лабиринт. Темный, ужасный лабиринт. Я мечусь по нему, пытаясь найти выход. Но его нет. Мне больно, мне так больно, что даже трудно дышать.

Тихо, чтобы меня не услышали, я встаю, и выскальзываю за дверь.
В машине, уносящей меня от этого дома, я рыдаю. Я не могу остановиться. Я уже зарыдала всю машину, сейчас я зарыдаю весь мир.
Поворачивайте! Назад! – кричу я ничего не понимающему водиле, - прошу вас, назад…Дверь никто не открыл.

Я ищу его. Я боюсь, но он же сам сказал мне – не бойся вернуться, ведь сказал же??
Я помню только двор, в который мы заезжали. Мы едем туда, а я забываю… Мне кажется, что я на ходу забываю, как ехать, я боюсь, что я забуду до того, как приеду. «Радугою стелется судьба-змея… пожирая хвост, а глазах лед…, - играет в наушниках, аккомпанируя моим слезам - …а в душе страх, а в глазах тоска… ». Пару лет спустя я узнаю, что название этой песни – мое имя. Совпадение?

Его машина. Я спрашиваю толпящихся неподалеку мужиков – где живет хозяин машины? Они унизительно смеются. Я вспоминаю, что он говорил, что у них есть собака, Линда.
Где живет собака Линда? - спрашиваю я, звоня во все квартиры подряд.
Наконец-то я узнаю номер квартиры. Я жму на звонок.
Мне Сашу, - робко говорю я открывшей дверь бабушке.

Я сижу на подоконнике в подъезде. Я провожу тут все свои дни. Я жду Его. Он звонит, и говорит, что скоро приедет. Я его тут же начинаю ждать. Изо всех сил.
Если я выхожу, то бегу домой как можно скорее. За пять метров до угла, за которым подъезд, я закрываю глаза. Господи, хоть бы он там был, ну, пожалуйста, ну хоть бы он там был!! Делая последний шаг, я открываю глаза. Если он там – это счастье, господи, какое же это счастье! Если его нет – я сижу на подоконнике.
Я боюсь бессонницы. Пока ее нет, но я ее панически боюсь.
Я боюсь, - говорю я ему.
Не бойся, - говорит он, - ты ляжешь спать и спокойно заснешь, и тебе приснятся розовые слоны.
Я верю. Я во всем и всегда ему верю. Я люблю его. Я не одна.